Друг Игорь Сушенок

6 марта 1966 года в селе Лысые, Брянской области у простого деревенского шофера Алексея Харитоновича и доярки колхоза "Красный строитель" Раисы Федоровны Мельниковых родился мальчик, будущий русский поэт Николай Алексеевич Мельников. Его родное село расположено на границах трех республик – Белоруссии, Украины и России. Сам Николай часто рассказывал, как он, будучи подростком, бегал в белорусские деревни, находящиеся в трех километрах от дома.

В семье уже были две дочери, Валя и Наташа. Жили скромно в обычном деревянном доме с русской печкой, небольшим хозяйством – с коровой. Огороды выходили на большое красивое озеро с живописными густыми берегами. Время было советское, атеистическое, поэтому крестили Николая, как и многих других, тайно, в районном городке Злынка. С раннего возраста дети были приучены к труду. В шестилетнем возрасте маленький Коля мог сам уже вытопить печь и накормить хозяйство. "Хочешь, дранок нажарю", – предлагал мне в Москве Николай. "А ты умеешь?" – спрашивал я. "Да, я в шесть лет печку топил", – отвечал он мне. Больше всех брата любила старшая сестра Валя, потому и стала учить Николая читать, писать, считать с трехлетнего возраста. По рассказам Вали, было это так. Забирались они на теплую печь. "Я буду учительница, а ты, Коля, будешь ученик", – говорила сестра. Маленькая чугунная заслонка от дымохода служила классной доской, на которой писали мелом, а мокрой тряпочкой стирали написанное. В пять с небольшим лет Николай уже писал и читал, а в шесть – плакал, так хотел учиться. "Да как же я тебя поведу в шесть лет в школу, когда там берут с семи?" – говорила Валя, а Коля опять в рев. Вот и пришлось сестре вести брата, наплаканного до красноты глаз, первого сентября 1972 года на линейку.

Пришли все в белых рубашках, бантах, нарядные с цветами, а Николай – грязный, чумазый.

Где лазил? Не понять... Подвела Валя братика к директору школы с просьбой, чтобы взяли, а та – ни в какую, говорит, приходите, когда будет семь. Валя – сама в слезы и к родной тетке Любе, которая в школе техничкой работала. Еле тетка уговорила директора. Начались занятия. Коля и пошел вперед, так что все удивлялись, откуда у него такие способности: решили перевести его сразу по второй класс. Все шло гладко. Но однажды жарким летом 1973 года отец вез Колю на грузовике. Поворачивая с трассы Москва–Гомель, в сторону Злынки, столкнулись с рейсовым автобусом. Удар был такой силы, что Коля, разбив телом лобовое стекло, вылетел из машины и упал на асфальт. Отца зажало в кабине рулем так, что сломанным ребром пронзило легкое.

Пострадавшие отец и сын были доставлены в Злынковскую городскую больницу. Пять часов шла операция. И вот из операционной вышел молодой хирург Петр Сергеевич Курленко, ныне заслуженный хирург России. "Если на восьмые, в крайнем случае, девятые сутки не выйдет из комы, то погибнет", – сказал доктор про Колю. У Раисы Федоровны градом хлынули слезы. Восемь суток жила в больнице мать. Можно представить себе ее состояние! Наступили девятые сутки, и Коля открыл глаза. "Хочу сала с помидорами", – сказал он. В дальнейшем частые головные боли сопровождали Николая всю жизнь. В кармане у него всегда лежал анальгин.

Когда Коля заканчивал восьмилетку, их класс во главе с учителем был "на картошке". И вот на колхозном поле заметили Николая преподаватели Новозыбковского педучилища. "Приезжай к нам учиться. Хочешь, без экзаменов возьмем", – говорили они. С экзаменами или без, уж не знаю, но Николай поступил в педучилище.

В 1981 году умер отец Алексей Харитонович, и Коля был вынужден бросить педучилище, уехать в родное село. По моему убеждению, не только смерть отца заставила Николая оставить учебу: скучно ему стало в училище и неинтересно.

Мы познакомились с Николаем 24 мая 1982 года. Мне было тогда неполных 18 лет, а Николаю только что исполнилось 16. Учились мы в то время с моим братом-близнецом Александром в Злынковском ССПТУ-5 на трактористов, и я пришел в библиотеку училища взять очередные книги и альбомы про художников, так как оба любили рисовать. "Вот, познакомься, очень интересный молодой человек", – сказала библиотекарь, кивнув на стоящего с книгой у окна Колю. Мы обменялись взглядами. Коля был небольшого роста, в своей короткой болоньевой куртке и "подстреленных" штанах он походил на какого-то "детдомовца". Его короткая стрижка не могла скрыть большого шрама на голове. Мне бросились в глаза его оттопыренные, как крылья, в сторону уши и громадные умные бездонные глаза... Я тогда еще подумал, зачем он мне нужен? Как мне потом уже рассказывал Коля, я ему тоже не понравился, подумал: "Все ясно, холеный маменькин сынок". Пошли мы ко мне домой смотреть рисунки и живопись. Посмотрит, думаю, да и расстанемся. Расставил я свои работы, разложил рисунки, смотрю, Николай оживился. Потом взял мой написанный маслом автопортрет, внимательно посмотрел, приставил его к дивану и говорит "Так здесь же все уже есть". Вот тут-то у меня в сердце что-то "екнуло". Вот это оценка, вот это человек! Потом он "засыпал" меня своими знаниями о живописи и художниках так, что я померк. Тут же забыл про его "сиротский" внешний вид с оттопыренными ушами: передо мной был зрелый, со своей взрослой оценкой человек, необычная личность. "Я тоже пишу, покажу свою живопись, приезжай ко мне в деревню!" – предложил Коля. Так у меня появился брат по духу. Спустя много лет он говорил: "Ты мне, Игорек, больше, чем брат". В этот день мы с Николаем много бродили по Злынке. Потом он стал читать свою первую юношескую поэму, очень большую по объему и светлую по смыслу.

Поздно вечером Николаи вытащил перочинный ножик и надсек себе и мне запястья, и мы сомкнулись руками. Я потом долго не мог уснуть от такого сильного впечатления, радость переполняла мои юношеские чувства, что Бог дал мне такого друга.

В Злынке Коля был чаще, чем я в его деревне. Городок наш, хоть и провинциальный, но старинный, ровесник Питеру – 300 лет. Улицы все прямые и перпендикулярные, что ни дом, то памятник архитектуры – с резными ставнями, воротами и калитками. И утопала вся эта красота в роскошной зелени каштанов, кленов, лип и дуба. А до революции, на берегу озера, стоял монастырь, обнесенный кованой решеткой, действовали несколько православных и старообрядческих храмов, множество часовен и старообрядческих молелен. На две с небольшим тысячи жителей было около сорока памятников старины.

Злынку Коля любил. Здесь жила его двоюродная сестра Нина, проблем с ночлегом не было. Много летних ночей просидели мы с Николаем на скамейках города, мечтая о большой жизни. Но все-таки одна моя поездка в Колино село запомнилась очень ярко... Приехали мы в Лысые с Николаем вместе. Он познакомил меня с родными, потом показал свою написанную маслом небольшую по размеру копию с известной картины Васнецова "Богатыри". Я был сражен: в картине был колорит, все "сидело в тоне", как говорят художники. "Ну это так...", – сказал Николай, мол, ничего особенного. "А я еще делал различные модели планеров и самолет на резиномоторе", – добавил он. И я с братом тоже все это делал! Потом Николай взял косу, и мы пошли косить траву. Косил он грамотно. Я ему помогал, а он меня дружелюбно учил косить. Когда мы вернулись домой, Колина мама пригласила нас к столу в летнюю кухню. Такого блаженства я больше нигде не испытывал. Дружба наша крепла все больше.

В мае 82-го Коля признался мне, что будет поступать в высшее театральное училище имени Щукина в Москве. Летом, в разгар вступительных экзаменов, проводил я Николая, очень мне хотелось, чтобы он поступил, но я сомневался. Спустя несколько недель в калитку моего дома зашел Николай, присел на ступеньки, закурил папиросу и сказал: "Поступил". Он тогда меня просто поразил.

Но поступил-то он в ГИТИС! Когда в "Щуке" он провалился, то сильно отчаялся, но народный артист России Андрей Мягков его подбодрил: "Дуй в ГИТИС, успеешь, там еще идут экзамены". На основной вступительный экзамен, "мастерство актера", Коля пришел в пиджаке и майке, да не в футболке, а в самой настоящей майке с лямками и голыми плечами. Читал Пушкина, Рубцова и покорил комиссию. Пиджак и майка, что это? Трюк или рубашки не было? Скорее трюк, да какой смелый!

Подходила осень, и нам с братом Александром пришла повестка в армию, а у Николая закипела театральная жизнь. На втором курсе института Николая отобрали на эпизоды многосерийного телефильма "Батальоны просят огня". В главных ролях О. Ефремов, А. Збруев, Н. Караченцов и др. В биографии Н. Мельникова это немаловажный факт. По моему убеждению, работая в картине во всех пяти сериях, Николай полностью "раскусил суть и соль" актера. Это было не для него. Изучив систему Станиславского, Николай начал понимать, что ему ближе драматургия.

Со второго курса Коля ушел служить в армию. И забросила его судьба в далекий поселок Сим Соликамского района, Пермской области на зону к "полосатикам". (Полосатиками назывались заключенные, приговоренные к смертной казни.) Отрывок из этой жизни, как нельзя лучше, Коля описал в своей повести "Щепки". Я только могу добавить, что Николай написал в армии несколько десятков песен, которые на зоне быстро распространились и стали хитами среди заключенных. Это было место, в котором Николай прошел суровую школу жизни. Вернувшись в 1986 году в родной ГИТИС, он с головой окунулся в учебу и к четвертому курсу стал настоящим профессионалом. Колин педагог Л. Бармак сказал ему: "Ты уже профессионал, переводись на режиссерский факультет". И в 1990 году Николай получил диплом по специальности "режиссура". В этом же году он поступил в аспирантуру института. Потом – работа в музтеатре им. Пушкина. В архиве Николая я нашел любопытный документ. Это письмо-рекомендация одного из педагогов ГИТИСа с просьбой принять молодого выпускника в аспирантуру. В документе много говорится о его повести "Щепки", которую Коля приложил в качестве сценария к фильму. Автор рекомендации с восторгом описывает содержание повести и недоумевает, как двадцатитрехлетний молодой человек может разбираться в таких насущных вопросах?!

Наступил 91 год. Николай очень тяжело переживал за Родину, болел всей душой за деревню. В эти тяжелые времена Николай Бурляев и Николай Мельников стали организаторами международного кинофестиваля "Золотой Витязь". Начались творческие поездки по православным странам, также по России и Европе. Вся рутинная фестивальная работа легла на плечи Николая: это авторские творческие программы, различные доклады, вступительные речи для презентаций, встречи и работа с актерами, режиссерами, в общем все, что связано с жизнью "Золотого Витязя".

Николай и сам принимал активное участие в концертных программах кинофестиваля. В 1992 году он записал видеоклипы своих авторских песен "Поле Куликово", "За вас молюсь". Кинофестивалю заказывают документальный фильм о математике и публицисте Игоре Шафаревиче ("И. Шафаревич: Я живу в России"). Николай Мельников с головой окунается в работу и создает талантливый фильм. С блеском справился и со вторым заказом кинофестиваля. Сам Николай был и автором, и режиссером, и журналистом в своих фильмах, и закадровым комментатором.

В 1993 году президент кинофестиваля Николай Бурляев и вице-президент Николай Мельников принимали активное участие в работе парламента как представители "Золотого Витязя". И только каким-то чудом им удалось ночью с 2-го на 3-е октября покинуть "Белый дом". Октябрьские события 93-го оказали сильное влияние на творчество поэта, и он с болью в сердце создает целый альбом песен и стихов православно-патриотического толка.

В 1994 году "Золотому Витязю" отдали кинотеатр "Повторного фильма" на Большой Никитской в Москве, Коллектив кинотеатра единогласно голосует за Н. Мельникова, действительно влюбившись в этого светлого человека... Жить ему было негде, и Николай поселился на время в кинотеатре, где была маленькая каморка на втором этаже, здесь Коля жил и работал. Потом он мне рассказывал, какие неприятные ощущения испытывал ночью в пустом кинотеатре. Но лучшие его песни были написаны именно там. Писал он по ночам, а утром звонил мне и говорил: "Приезжай ко мне, я новую песню написал".

В один из таких дней я приехал, и Коля стал читать стихотворение "Поставьте памятник деревне на Красной площади в Москве". Ком подкатывал к горлу, наворачивались слезы, и я с трудом их сдерживал. За это стихотворение его приняли в Союз писателей России. Сергей Михалков и председатель комиссии Валерий Ганичев сказали тогда, что это стихотворение уже хрестоматия. Никогда Николай не сетовал на свою судьбу, жил скромно и незаметно. В 1996 году Коля переехал на Пресню. В стране бушевали политические страсти, шла чеченская война. Сидеть сложа руки Николай не мог. Именно в тот год Николай написал поэму "Русский крест", которую до того семь лет вынашивал в голове, никому не говоря, а потом записал ее в течение одной недели. Коля попросил сделать иллюстрации к поэме и дал мне рукопись, напечатанную на маленькой механической машинке. Так я оказался первым ее читателем. Первый экземпляр "Русского креста" помог издать наш общий друг Александр Дубовицкий. Книга разлетелась в мгновение ока.

В 1999 году Николай написал повесть "Сопрано". Повесть имела скандальную славу, потому что была правдива, а правды боятся. Пять раз отказывали Николаю в издании. Вот уже и спонсоры нашлись и отредактировано все, а как доходит дело до издательства, там боятся печатать. Так и не дождался Николай этой книги...

Осенью 2003 года поэма "Русский крест" удивительным, мистическим образом привела Николая в Оптину Пустынь к схиигумену Илию. Поездки в Оптину стали частыми, и духовный рост Николая был заметен всем. Три последних месяца своей жизни Николай Мельников жил почти безвыездно в Козельске, что рядом с Оптиной пустынью. Он очень хотел снять художественный фильм по поэме "Русский крест". Уже писал сценарий и должен был сыграть главную роль. Да и кто бы сыграл ее лучше него! Скольким бы людям затронул душу этот фильм. Уже шли успешные переговоры о возможном финансировании... Но 24 мая 2006 года Николай был найден убитым, сидящим на остановке автобуса в Козельске. Официальная причина смерти – сердечная недостаточность. Скорее всего, мы уже никогда не узнаем, что произошло.

К тому времени он уже задумывался о монашестве...